– Еще немного и будем дома, – тараторил Сенька. – Осторожно, тут корешок торчит, не наступи. А вот ломать кусты вовсе не обязательно, это малина, между прочим, на ней ягодки вырастут, потом варенье сварить можно. Смотри, сколько мать-и-мачехи. Тебе накусать немного? Аккуратнее, тут ветка низко висит, головой не ударься, а то совсем без ума останешься.
Добрели мы до нашей избушки только ближе к полуночи. Я повалилась на кровать и продрыхла без просыпу трое суток. Неподготовленная я оказалась к таким серьезным испытаниям, силы не рассчитала и теперь восстанавливала их посредством сна, полностью отключив все органы чувств и восприятия.
Когда я проснулась, то ощутила себя достаточно бодрой и отдохнувшей, но на новые подвиги пока не тянуло. Сенька куда-то ушел по своим кошачьим делам, и я решила еще немного понежиться в постельке.
Но мне не дали. Стук в окно заставил меня подняться.
– Войдите! – крикнула я, спуская ноги с кровати.
– Негоже мне, матушка, в чужой дом входить, – раздалось под окном.
Я высунулась, недоумевая, кто бы это мог быть. Под окошком стоял леший собственной персоной. Когда я его видела первый и последний раз, еще осенью, он был похож на высушенный куст акации, обглоданный тлей, а сейчас весь так и цвел. Причем в прямом смысле этого слова. На веточках-ручках распускались нежно-зеленые листочки, коряжки-ножки обросли травкой, голова и тело (что было одним целым) больше походили на бревно с воробьиным гнездом наверху. Прямо икебана ходячая. Я чуть не вывалилась из окна, увидев такое чудо. Отвисшая челюсть, наверное, перевешивала.
– Благодарствую тебе, матушка. – И леший отвесил мне земной поклон. – Избавила вотчину мою от злой напасти. Чуть не извела нас проклятая сила чужеродная, а люди злобные чуть не добили. Мой долг перед тобой челом бить и пожелания твои аки свои исполнять.
– Ой, ну что вы, – смутилась я. – Вы в дом проходите, а то неудобно так разговаривать-то.
– Нет, – категорично отказался леший. – Не можу я в дома людские ходить, не положено мне. Сама-то, гляжу, оклемалась, горемычная.
– Да ничего вроде, – пожала я плечами. – Это вы меня с поляны вытащили?
– А то кто же? А я тоскою сердешной извелся весь, покуда животинка твоя не уверила меня, что опасность болезная стороною прошла и тебя никоим боком не задела. А то не отблагодаривши тебя остаться в вечном долгу не подобает хозяину леса. Ента ужасная серость смертоносная все силы у вверенного мне леса поотымала, да и дальше пошла бы, не остановимшись на ентом. Но ты пособила, живота своего не пожалемши.
– Спасибо вам, – искренне поблагодарила я. Если бы не леший, лежать бы мне и дальше на той поляне, в чернозем превращаясь.
– Не за что, – снова поклонился мой ветвистый спаситель. – Весь лесной народ тебе челом бить велел за столь благое дело. Мы ведь первыми страдаем от таковых магических нападений, потому как магию хорошо чувствуем.
– А кто же навел такую страшную порчу? – задала я мучивший меня вопрос.
– Про то мне, к прискорбию, не ведомо. Я только в своем лесу хозяин, а то шло не от нас. Но я буду зорко блюсти, чтобы никакая напасть больше не приключилась.
– Жаль. Интересно узнать, откуда ветер дует.
– Не беспокойся, матушка, теперича все в норму войдет А тебе позволь совет приподнесть.
– Какой?
– Наследием бабкиным по уму распорядись, на благое дело. Душа у тебя добрая, справедливая, не поддайся коварным искушениям. Да вот от меня подарочек маленький прими.
И леший протянул мне в своей цветущей ручке веревочку с маленьким прозрачным камнем и еще раз поклонился в пояс.
– А теперь позволь откланяться. Дела вотчинные ждать не велят. Ежели понадоблюсь – зови.
И не успела я открыть рот, чтобы хоть попрощаться и спросить, что это за камень такой, как леший исчез. Провалился сквозь землю. Я свесилась, высматривая то место, где мгновение назад он стоял, но так и не нашла следов провала. Даже травка не примята.
– Про какое такое наследие он говорил? – пробормотала я, критически оглядывая ветхое строение и машинально напяливая на шею тесемочку с камнем. – Даже антиквары вряд ли позарятся.
Я вдруг почувствовала, что ужасно проголодалась.
Чего бы такого съесть? Грибочков, что ль, маринованных достать?
Не в состоянии больше бороться с обильным слюноотделением и воплем голодного желудка, я влезла в погреб. Переставляя банки с вареньем и солеными огурцами, выискивая запропастившиеся куда-то грибы, я оперлась о земляную стенку погреба. Вокруг моей ладони с легким шипением тут же побежала огненная полоска, очерчивая прямоугольник размером с печную заслонку. От неожиданности я чуть не свалилась с полки, где успела удобно устроиться, чтобы не надо было тянуться в глубины нескончаемых банок, и только чудом удержалась. Едва я убрала руку, полоска исчезла, не оставив даже намека на потайную дверцу. Стратегические пищевые запасы сразу же перестали меня интересовать, уступив место здоровому молодому любопытству. Я спрыгнула на пол и, снова положив руку на стену в том же месте, стала ждать повторения удивительного явления. Долго ждать меня не заставили. Огонек очертил дверцу, и она бесшумно отъехала в сторону, открыв передо мной странный набор предметов, от которых веяло стариной и магией. В полумраке было плохо видно, что скрывается в тайнике, и я зажгла парочку магических светильников. Презрев все правила техники безопасности, я чуть ли не с головой влезла в тайник и вытащила тяжеленный меч, по счастью не уронив его на ноги, старую потрепанную книгу и несколько холщовых мешочков. Меня никто при этом кощунственном разграблении не укусил, не испепелил и не разорвал в клочья. Значит – мое. В противном случае от меня бы уже одни головешки остались.